Один из способов, которым пользуется подавляющая личность, чтобы заблокировать какую нибудь деятельность или положить конец Изобилию, таков: найти среди сотрудников ключевые фигуры и распространять об этих людях невероятные, ложные, тревожащие сплетни.

Один из способов, с помощью которого ПЛ удается остановить какую-то деятельность или нанести вред влиянию — выбор ключевого персонала и распространение диких, ложных и волнующих историй о нем.

Другой способ, который очень часто используется в сочетании с вышеназванным, заключается в том, чтобы бомбардировать руководителя, занимающего ключевой пост, тревожащей энтэтой о сотрудниках, отделениях или о какой нибудь деятельности. Это подталкивает руководителя к принятию ничем не обоснованных мер, из-за которых дела приходят в беспорядок и которые могут привести к увольнению ценных сотрудников.

Другой способ, часто использующийся в сочетании с первым — завалить ключевой персонал тревожной энтэтой о персонале, отделениях или области деятельности. Что побуждает ключевой персонал принимать ненужные меры, приводящие к расстройствам и даже иногда увольнению ценных сотрудников.

Более того, если организация обрушивается с дисциплинарными мерами на собственных сотрудников, а не на публику и не на настоящих ПЛ, это симптом оказываемого на организацию внешнего давления.

Если организация обрушивается на свой собственный персонал, а не на публику или подлинных ПЛ, то это признак того, что она находится под внешним давлением.

Обычно ПЛы не остаются в памяти, поскольку они говорят обобщениями. Их речь напичкана такими словами, как «всегда», «все», поэтому когда вы, пытаясь проследить, откуда возник какой нибудь слух, спрашиваете кого либо: «Кто вам это сказал?», то ему трудно вспомнить, поскольку кажется, что это говорили «все». На самом деле та ПЛ, которая действительно это сказала, использовала «всех» в своём общении так часто, что осталась в памяти как «все».

ПЛ склонна стираться в памяти, поскольку постоянно говорит обобщениями. Слова типа «всегда», «все» настолько пропитывают ее речь, что когда вы задаете себе вопрос: «Кто это мне сказал?», стараясь отследить источник какого-то слуха, то вспомнить это трудно — кажется, будто это говорили все. На самом деле ПЛ, действительно произнесшая это, просто использовала слово «все» в своем общении так часто, что в памяти превратилась во «всех».

ХОРОШИЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ИГНОРИРУЕТ СЛУХИ И ДЕЙСТВУЕТ ТОЛЬКО НА ОСНОВАНИИ СТАТИСТИК.

ХОРОШИЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ИГНОРИРУЕТ СЛУХИ И ДЕЙСТВУЕТ ТОЛЬКО НА ОСНОВАНИИ СТАТИСТИК.

Если бы я все эти годы хоть немного прислушивался к сплетням, у нас не было бы никаких организаций. Я обычно не прислушиваюсь к ним, а если и прислушиваюсь, то единственное, что предпринимаю, так это проверяю статистики.

Если бы я в течение этих лет уделял внимание хоть одному разносчику слухов, у нас давно бы не было организаций. Обычно я не слушаю ничего, и если у меня и возникает желание что-то проверить, то я никогда не иду далее проверки статистик.

Применять дисциплинарные меры к персоналу легко, а к публике – трудно. ЛЕНИВЫЙ руководитель применяет меры только к персоналу. Чтобы взяться за публику, требуется больше конфронта.

Легко наказывать персонал, гораздо труднее наказывать публику. ЛЕНИВЫЙ руководитель наказывает только персонал. Потому что для обращения с публикой требуется побольше конфронта.

Если руководитель прислушивается к сплетням и гадостям, которые говорят о его сотрудниках, и не смотрит на то, каковы действительные статистики производства, он может здорово навредить организации.

Если руководитель слушает слухи и плохие сообщения о своих товарищах-членах персонала, то такой руководитель может нанести организации огромный вред.

Я никогда не пытался заставить штатных сотрудников «вести себя хорошо».

Я никогда не старался заставить сотрудников «быть хорошими». Я только старался побудить их производить и носить свои шляпы. Вся наша система управления по статистикам направлена на избежание необходимости излишней дисциплины для ценных сотрудников.

Я только старался заставить их производить продукт и носить свои шляпы.

Для меня тот сотрудник, чья статистика вверху, не может быть не прав.

108Вся наша система статистик существует для того, чтобы положить конец применению слишком суровых дисциплинарных мер к ценным сотрудникам.

Меня не интересует обывательская мораль. Мне нужно только, чтобы дела шли, и шли хорошо.

По мне, так сотрудник, статистики которого растут, вообще ничего плохого сделать не может.

Я вообще ненавижу навязывать кому-либо дисциплину, а уж тем более саентологу. Вся дисциплина, которую я вводил, была направлена только на то, чтобы удержать позиции достаточно долго для того, чтобы этот человек мог отклироваться и сам увидеть свет. Он всегда приходит к этому. Все неправильное поведение происходит от аберраций.

Меня не интересует мораль вогов. Я заинтересован только в развёртывании и продолжении активной деятельности.

Однако если кто-то начинает использовать все свои способности с целью внести расстройство в Саентологию или остановить ее деятельность, то тогда я могу стать страшнее грома и молнии. Вероятно, нет ничего, на что я не мог бы решиться ради сохранения единственного пути Человека к свободе от тех, кто, презирая одитинг, стремятся остановить Саентологию или нанести вред саентологам.

Кроме того, я терпеть не могу применять дисциплинарные меры – ни к кому и ни за что, в особенности к саентологу. И единственные дисциплинарные меры, которые я использую, – это меры, которые нужны для того, чтобы удерживать наши позиции до тех пор, пока люди не станут настолько клирами, чтобы прозреть. Они всегда в конце концов прозревают. Всё неправильное поведение происходит от аберрации.

Мне хорошо известно навязчивое стремление людей «сделать всех хорошими». Что на самом деле означает отсутствие активности. Самые лучшие люди, с которыми мне когда-либо приходилось служить в войну, постоянно попадали под арест и вообще имели неприятности от патрулей, полиции и т.п. Для политика идеал — тихий парень. Когда в ход идут пушки, то такие все прячутся, и единственные, кто начинал бороться — это активные. Я часто размышлял над тем, что случилось бы с государством, если бы оно достигло своей кажущейся цели — сделать всех пассивными маленькими овечками.

Однако если кто то изо всех сил пытается энтурбулировать или остановить Саентологию (или её деятельность), я могу сделать такое, что в сравнении со мной капитан Блай покажется учителем воскресной школы. Я, наверное, способен пойти на всё, чтобы защитить единственный путь к свободе, доступный человеку, от тех, кто, презрительно отвергая процессинг, стремится к тому, чтобы остановить Саентологию или навредить саентологам.

Так что мне все равно, как ведут себя мужчины или женщины, если они просто носят свои шляпы и поддерживают свои статистики. Только когда дело доходит до препон на пути Саентологии, я могу прибегнуть к инструментам дисциплины.

Я хорошо знаю эту навязчивую идею людей сделать «всех хорошими», что на самом деле означает «пассивными». Во время войны лучших моих людей, как правило, постоянно арестовывали, и на них, как правило, недоброжелательно смотрели «береговые патрули», «военная полиция» и т.д. Для государства идеалом является тихий человек. Когда начинают говорить пушки, все эти тихони прячутся, а воевать идут только деятельные. Мне часто становится любопытно, что бы стало с государством, если бы оно действительно достигло своей очевидной цели – сделать всех и каждого тихими маленькими овечками.

В действительности, я презираю пассивных людей, которые боятся наказания. Я уважаю только тех, кто достаточно силен, чтобы оставаться достойным человеком без необходимости «самозащиты» ото зла.

Поэтому мне всё равно, что делают люди, если они просто носят свои шляпы и поддерживают свои статистики растущими. И только когда Саентологию замедляют или останавливают, вы можете увидеть, как я налаживаю дисциплинарные орудия.

Я использую дисциплину для того, чтобы сохранить берега канала, а не для того, чтобы остановить поток.

На самом деле я скорее презираю того, кто пассивен из страха наказания. Я уважаю только тех, кто достаточно силён для того, чтобы быть порядочным человеком, не прибегая к «самозащите», свойственной злу.

ПЛ-ы ЛЮБЯТ склонять власть предержащих к резне. Поскольку основная мотивация любой ПЛ — это «ПУСТЬ ВСЕ БУДУТ МЕРТВЫМИ, ТОГДА Я В БЕЗОПАСНОСТИ», то она будет применять всевозможную ложь и разнообразные механизмы разжигания требований дисциплины от тех, кто у власти.

Я использую дисциплину для того, чтобы укрепить берега канала, а не для того, чтобы остановить поток.

Если я когда и прислушивался к совету «Надо всех прикончить», то моя реакция была — поставить такого советчика к стенке.

ПЛы ОБОЖАЮТ лестью и уговорами склонять к убийствам тех, у кого есть власть. Поскольку основное стремление любой ПЛ: «ВСЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ МЕРТВЫ, ЧТОБЫ Я МОГ БЫТЬ В БЕЗОПАСНОСТИ», этот человек будет использовать всевозможные виды лжи и всяческие средства, чтобы разжигать у тех, кто находится у власти, страсть к дисциплинарным мерам.

Если я когда нибудь прислушаюсь к совету «Убей всех», то только для того, чтобы поставить советчика к стенке.

Все зло коренится в аберрации. И она может быть достаточно злобной. И ужасно аберрированной. Единственный путь прочь ото зла — процессинг. Следовательно, необходимо защищать путь к свободе, как средство ото зла, равно как и тех, кто работает ради сохранения этого пути.

Всё зло происходит от аберраций. И оно действительно может быть весьма злым. И ужасно аберрированным. Единственная дорога, выводящая из паутины зла, – это процессинг. Поэтому человек должен защищать дорогу к свободе, которая даёт ему возможность справиться со злом, и должен защищать также всех тех, кто трудится ради того, чтобы эта дорога продолжала существовать.

Мир никогда не станет лучше с помощью дисциплины или подавления зла. Вся дисциплина подразумевает, что дисциплинируемый человек стремится выжить. Подлинное зло стремится только принести себя в жертву, так что угроза наказания для него ничего не решает. Подлинное зло ЛЮБИТ боль, страдания и лишения. Так что, если вы попытаетесь избавиться от зла с помощью дисциплины, то это ничего не решит и никому не поможет. Дисциплинировать можно только тех, кто уже достойный человек. Для злого парня это будет только принуждением. Все, что вы можете на самом деле предпринять в таком случае — просто отстыковаться от таких людей и снять их с линий.

Этот мир никогда не станет хорошим в результате дисциплинарных мер или притеснения зла. Использование каких бы то ни было дисциплинарных мер предполагает, что тот, к кому они применяются, хочет выжить. Истинно злые только и хотят что умереть, поэтому угроза дисциплинарных мер – это вовсе не решение проблемы. Истинно злые ОБОЖАЮТ боль, страдания и потери. Поэтому, если вы стремитесь исправить всё зло при помощи дисциплины, вы ничего не добьётесь и ничего не улучшите. Дисциплинарному воздействию поддаются только те, кто уже порядочен. Для злых дисциплинарные меры будут только на руку. Поэтому всё, что вы на самом деле можете сделать, это убрать их с линий.

Так что руководитель, применяя дисциплину, интересуется только теми, кто стремится остановить поток или помешать ему, и теми, кто просто ленив и глуп. Так что он строго следит за тем, чтобы никак не задевать высокостатов, и действует только с намерением убрать с линий подавителей и не позволить ленивым и глупым замедлить поток. Руководитель никогда не сможет провести мировую реформу с помощью дисциплины. Процессингом — да. Так что единственное применение дисциплины для него — продолжать создавать условия для процессинга. Нет ничего проще.

Применяя дисциплинарные меры, руководитель интересуется только теми, кто хочет остановить или задержать поток, и теми, кто просто напросто бездельничает или глуп. Поэтому он решительно оставляет в покое всех высокостатов и действует только для того, чтобы убрать подавляющих личностей с линий и чтобы не позволить бездельникам и дуракам затормозить поток. Одной дисциплиной руководителю никогда не исправить мир. А вот с помощью процессинга – можно. Поэтому он пользуется дисциплиной только для того, чтобы процессинг по прежнему был возможен. Проще некуда.